Каннибализм — тема сложная. Описывать, как люди истребляют и кушают друг друга выше человеческих сил. Конечно, раздираемое тело может выглядеть эффектно, но предпочтения будут отданы сервировке на операционном столе в sci-fi, мордобою в боевиках и мерзостям гнусных тварей в ужастиках.
Мой приятель подозревает меня в подвохе. Я дарю ему кассету, говорю, что фильм хороший, обещаю, что ему понравится, обнадеживаю Майклом Найманом в саундтреке. А он глядит на синюю коробку для фильма класса «В» и в присутствие Наймана в ней не верит.
Но с моей стороны нет никакого подвоха. И, пожалуй, никакого людоедства класса «В» не существует. О каннибализме выходят очень разные, очень редкие, этапные и поворотные фильмы больших режиссеров: «Поедая Рауля», «Повар, вор, его жена и ее любовник», «Деликатесы»…
Об Антонии Бёрд из Великобритании, авторе «Людоеда», мне почти ничего не известно. Тем сильнее хотелось узнать, что входило в ее намерения. Не соблазн ли снять последнее табу? Ведь табу на убийство и инцест уже преодолели, и зритель пачками прощает киллеров и кровосмесителей.
На удивление, Бёрд не поддается соблазну, а защищает последнее табу «до последнего». Выбиваясь (что крайне нехарактерно) из-под реющего в первых кадрах звезднополосатого флага — в тьмутаракань, в безлюдную калифорнийскую тайгу. Ее герой, капитан Бойд (Гай Пирс), не может убивать. Он даже есть не может. От пуль его трясет, с мяса воротит.
С полей сражений (1847, война с мексиканцами) его отправляют в форт Спенсер, Западная Сьерра-Невада. И, выясняется, что уезжает он только затем, чтоб там, в глуши, встретить карикатурную, но живучую персонификацию войны и имперских стремлений Штатов — настоящего людоеда, который с завидным проворством и аппетитом умерщвляет людей и употребляет их в пищу.
Злодеем движет жажда крови — охота пуще наркотической, вампирское пристрастье, которое, кстати, не разрушает, но укрепляет здоровье. Падре Кольхаун (Роберт Карлайл) — живой вампир. Вам, конечно, больно смотреть, как прекрасная идея Брэма Стокера, поддержанная целой плеядой великих и больших режиссеров, варварски искажена г-жой Бёрд. Ну где, рыдаете вы, та упадническая красота, где флёр вечной обреченности, за которые этим теням все прощают, даже вторую клыкастую челюсть, где их праздность, оправленная в архитектуру старинных замков? Увы! Вино не подлинное.
Ноу-хау Бёрд — живой вампир — создание смертное и деятельное. Ему нужно рассчитывать силы, разбивать добычу на партии, маскироваться. Зато он держит сюжет и управляет напряжением фабулы. Его история и есть сюжет фильма.
Один чахоточный малый посмел воспользоваться старым рецептом индейцев: съел человека, чтобы впитать его силу. Эксперимент удался, чахотка прошла. Тогда он съел в холодной пустыне всю экспедицию и вовсе поправился. Потом людоед, мужчина с виду тщедушный, пробрался к форту Спенсер и, вызвав сочувствие к худобе, лохмотьям и душераздирающей стори, увел на поиски пропавших добрую половину мини-гарнизона, чтобы у пещеры, полной скелетов, повторить кошмар для любителей хоррора. Среди холодных ручьев и заснеженных елок, с окровавленным ртом, в нервном припадке он режет обескураженных спутников одного за другим. Закончив, под именем полковника Айвза переезжает в Спенсер доедать остатки гарнизона и ждать путешествующих через Неваду. К концовке становится статным. Демонстрирует плечи Эрота. Философствует — на манер Раскольникова, который решил скушать старуху-процентщицу. И, забыв сыроедение, готовит супы. Ну, чем не голливудский селф-мейд?
Сценаристу (Тод Гриффин) обязательно нужен Айвз, если режиссер занимается Бойдом.
У Бойда нет истории. Бойд, представьте, — романтический герой, а все романтические сюжеты отыграны еще в девятнадцатом веке. История Бойда — просто история болезни, сопротивляться которой все равно, что бросать вызов Року.
В форте Спенсер ревнителю последнего табу еще страшнее, чем на линии огня. Приказы убивать — ничто в сравнении с дурным наваждением. На поле брани Бойд лежал в куче мертвых, в рот ему стекла лужа крови, и кишки отозвались странной мутацией. И вот теперь она превращает Бойда в «айвза» помимо его собственной воли. Обстановка близ форта Спенсер, понятно, тому благоприятствует. Болезнь придумала Бёрд, и на самом деле — это чушь полнейшая. Но зрителям то, что за дело, в Бойде, ненавидящем убийства, сидит теперь жаждущий крови Свой, почище всякого Чужого от Гигера.
Бойд яростно сопротивляется.
— А чего? А чего это собственно, спросят некрофилы и любители хоррора? А чего это собственно, — спрашивает Бойда Айвз. Неужели ему так нравятся люди? В форте Спенсер они не многим лучше процентщиц.
А Бойд бьется не на жизнь, а на смерть.
Романтизм возвращается, всякий раз язвительней вопрошая, есть ли еще что ценного в человеческой жизни? И, вроде бы, в оправданье табу должны быть предъявлены великие аргументы — Любовь, Братское родство или Вера. Ничего не предъявлено! Бойд лишь что-то бормочет насчет морали. (А что такое «мораль», современный зритель уж точно не знает). Так он и мается весь фильм со своей засекреченной мотивацией, не убивает, не ест…
И почему? И почему, черт возьми, мы сочувствуем его немотивированной борьбе и страданьям?
В школьном сочинении по Достоевскому я, помнится, писала, что «убийство противоположно человеческой природе». Ну так Бёрд эту загвоздку снимает, природа у Бойда не человеческая, а человеко-мутантская. Правда, было бы лучше, превратись он, хлебнув кровищи, в паука или клеща. Все стало бы на место. На полку для видеокассет класса «В». А приятелю, я бы что-нибудь другое в подарок подобрала.
Словом, Бёрд обошлась со своим персонажем не очень то честно. Вот только сам он честный до крайности. Почему вы оказались в тылу врага, Бойд? — Мне было страшно. За что Вы получили медаль, Бойд? — За трусость. Такая честность для внутреннего употребления, как правило, держит под надзором порывы и побужденья обладателя, и иные из них пытается сдерживать. Для чего?
К концу фильма полагается делать выводы. К концу фильма остается признать, что люди (Бойд и ему сочувствующие) все еще связывают с человеческой жизнью некую, скрытую надежду на Смысл. И ее все еще до смерти жалко менять на иллюзию Смысла, вроде людоедской идеи безграничной экспансии.
Романтизм периодически возрождают, чтоб это проверить. Убитого в конце концов Айвза и мертвого Бойда принимают как доказательства.
Но отпетое злодейство и трудное геройство в фильме — не для всех. Оставшихся в живых питает людоедский супчик. Кулинарное чудо и обман. Смесь злодейства с петрушкой и овощами. И невозможно разобрать, что там в нем плавает. Да, полноте, нужно ль разбирать, если вкусно. Кулинарные приемы потихоньку распространяются на другие разные сферы — книжки, фильмы… И можно получать удовольствие, путая Бойда с Айвзом (актеры внешне похожи). И коль кулинария и кино ваши хобби, — бон аппетит!
Рекомендуется: киноманам-некрофилам (волосатые черепа скелетов, лоснящихся от остатков плоти и крови, — редкое и эффектное зрелище) и тем, кто любит неожиданно хорошие фильмы.
Не рекомендуется: поклонникам подлинных Дракул и Носферату.
Людоед (Ravenous)
Антония Бёрд, 1999,
Мексика-Великобритания-США, 100 мин
В ролях: Гай Пирс, Роберт Карлайл, Джефри Джонс